Сравнительный анализ коллизионного регулирования правоотношений собственности в международном частном праве Республики Молдова и Российской Федерации

Наталья Осояну, др.права, ULIM

Институт права собственности является базовым институтом любой правовой системы, занимая центральное место, прежде всего, в гражданском праве, но при этом оказывая влияние на другие отрасли, в том числе международное частное право (далее — МЧП). Л.П. Ануфриева отмечает, что возрастание важности исследования права собственности в настоящее время связано с «[переходом] ряда государств к принципам открытости в организации общества и закономерного вследствие этого расширения географической сферы, в рамках которой осуществляется перемещение лиц, капиталов и услуг»1 — очевидно, что подобная мотивация вполне соответствует предмету МЧП. Немецкие авторы Х. Кох, У. Магнус и П. Винклер фон Моренфельс указывают на то, что «большое экономическое и практическое значение международного вещного права прекрасно иллюстрирует всё возрастающая потребность в гарантиях кредитования (товарных и банковских кредитов) в трансграничном товарном и денежном обороте. Кроме того, часто встает вопрос о применимом праве, когда речь заходит о покупке недвижимости за границей или о торговле произведениями искусства»2.

Подвергаемая анализу область МЧП опирается на классический коллизионный принцип — lex rei sitae (lex situs3), закон места нахождения вещи. Французские авторы И. Луссуарн и П. Бурель отмечают, что «в отличие от определения личного статута, которое представляет собой поле боя между национальным законом и законом домициля, в зависимости от того, какого мнения придерживается то или иное государство, реальный статут подобных противоречий не вызывает»4. Lex rei sitae используется, по общему правилу, для определения того, может ли вещь быть предметом права собственности или иного вещного права; к какой категории вещей она относится (в первую очередь, является ли она движимой или недвижимой); каков порядок возникновения, перехода и прекращения вещных прав, а также каков их объем.

Говоря о происхождении данного коллизионного принципа, авторы упоминают, что lex rei sitae берет свое начало в теории статутов, в основе которой лежит территориальное разграничение законодательной компетенции в регулировании вещно–правовых отношений5. Территориальный принцип, как пишет французский автор Д. Гутманн, связан с признанием за иностранцами их прав в пределах территории того или иного государства6. На этой основе был предложен метод, согласно которому для каждой категории гражданских правоотношений формулировался подходящий коллизионный принцип, и для вещно–правовых отношений господствующим был признан lex rei sitae. Первоначально эта норма относилась только к недвижимым вещам, в отношении же движимостей считалось, что «движимость привязана к человеку» (mobilia ossibus haerent) и что «движимость следует за лицом» (mobilia personam sequuntur), то есть основанием привязки служил личный закон лица, являющегося собственником или владельцем вещи7. Этот закон нашел отражение в Прусском общем уложении 1794 г., в Австрийском гражданском уложении 1811 г., в Итальянском гражданском кодексе 1865 г. и применялся до середины XIX века. Затем сфера его применения сузилась до случаев правопреемства вследствие смерти собственника в отношении движимости и режима супружеского имущества. Г.К. Дмитриева выделяет следующие причины произошедшей перемены:

1) место жительства лица может меняться и не всегда является известным контрагенту, заключающему сделку с этим лицом;

2) контрагент может не знать право того государства, где проживает данное лицо;

3) лицо может иметь место жительства не в одном, а в нескольких государствах.

Всё это создает определенные трудности для разрешения имущественных споров и затрудняет торговый оборот8.

Подчинение движимостей личному закону вызывало серьезную критику у многих авторов и ранее: Вехтер и Савиньи подчеркивали неясность этого принципа (о каком лице в данном случае говорят: о собственнике, о владельце или об уполномоченном лице — и как быть, если о праве собственности спорят два лица с несовпадающим личным законом); то же самое отмечал русский ученый А.Н. Макаров9. Французские авторы П. Майер и В. Хойзе также обращаются к авторитетному мнению Савиньи, чтобы объяснить необходимость перехода к применению lex rei sitae как к недвижимому, так и к движимому имуществу, и приводят следующую цитату: «Место нахождения вещи представляет собой и место расположения правоотношения, о котором идет речь»10. Хотелось бы заметить, что в этом контексте вполне можно было бы употребить формулировку «центр тяготения» правоотношения — в том смысле, что любое правоотношение тяготеет к определенной правовой системе (хотя таких «центров» может быть несколько, о чем весьма красноречиво свидетельствуют сложности в определении proper law — права, присущего правоотношению).

Принцип lex rei sitae имеет обычно–правовую природу, поскольку длительность и всеобщность его применения не вызывают сомнений. Как отмечает А. Бриггс, «мотивы применения принципа lex situs в случае недвижимого имущества связаны с тем, что, поскольку земля не может двигаться, lex situs объединяет ожидаемое и реальное»11. Осуществление права собственности в полном объеме требует взаимодействия собственника и вещи как материальной субстанции, полномочие владения может быть реализовано только в месте нахождения вещи. Если вещь находится в одном месте, а собственник в другом, осуществление права собственности затруднено12. В этом контексте Л.А. Лунц указывал, что «принцип замкнутого круга вещных прав, принятый во всех странах, отражен и в МЧП: здесь нет места для так называемой автономии воли»13.

Распространению lex rei sitae способствовали простота, ясность и определенность его применения, а также стремление расширить пространственную сферу применения национального закона путем отнесения того или иного имущества к категории недвижимого. Приводя аргументы в защиту lex rei sitae, французские авторы И. Луссуарн и П. Бурель останавливаются на следующем:

1) этот коллизионный принцип удобен в применении (с его помощью удобно «локализовать» правоотношение, привязать его к определенной правовой системе);

2) он в наибольшей степени отражает саму природу вещного правоотношения;

3) применение закона места нахождения вещи в равной степени отвечает интересам сторон правоотношения, третьих лиц и государства14.

Lex rei sitae фиксируется как во внутренних нормативных актах, так и в международных. К примеру, он содержится: в ст.38 Минской конвенции о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам от 22.01.9315 (далее — Минская конвенция 1993 г.); в ч.(1) ст.1205 Гражданского кодекса Российской Федерации (далее — ГК РФ); в ч.(1) ст.1601 Гражданского кодекса Республики Молдова (далее — ГК РМ)16; в ч.(1) ст.1219 Модельного Гражданского кодекса для государств–участников СНГ от 17.02.9617 (далее — Модель ГК). Во всех случаях формулировки несколько различаются текстуально, однако по смыслу отличается только норма Минской конвенции 1993 г., поскольку в ней идет речь о применении закона места нахождения лишь к недвижимому имуществу. Замечу, что и многие другие государства–члены СНГ использовали формулировку Модели ГК: она обнаруживается в ч.(1) ст.1276 ГК Армении18, ч.(1) ст.1119 ГК Белоруссии19, ч.(1) ст.1107 ГК Казахстана20, ч.(1) ст.1188 ГК Киргизии21, ст.1184 ГК Узбекистана22. В Законе Грузии о международном частном праве 1998 г. №1362–IIc этот принцип также встречается (в ст. 32), хотя в целом данный закон не следует Модели ГК23.

Помимо права собственности существуют и другие вещные права: пожизненного владения земельным участком, хозяйственного ведения, оперативного управления, сервитуты в российском гражданском праве; в молдавском гражданском праве к этому перечню прибавляются право владения, суперфиций и узуфрукт. Однако от вида вещного права, в связи с которым возникает коллизионный вопрос, используемый коллизионный принцип не меняется.

Это вовсе не означает, что применение lex rei sitae ничем не осложнено. Так, деление имущества на движимое и недвижимое может представлять собой большую сложность, поскольку следует учитывать различия относительно классификации тех или иных вещей как движимых или недвижимых. Например, право ипотечного залогодержателя в Англии и канадской провинции Онтарио считается недвижимым имуществом, в то время как в Новой Зеландии и Австралии оно же квалифицируется как движимое. В Англии деньги, получаемые по завещанию для целей вложения в покупку земли и земля, подлежащая продаже, рассматриваются как то имущество, в которое они должны быть обращены, т.е. в первом случае — как недвижимость, а во втором — как движимое имущество. Кроме того, средства водного и воздушного транспорта квалифицируются по законодательству многих стран как недвижимое имущество в силу их высокой стоимости и связанной с этим необходимостью повышенной надежности правил их гражданского оборота. Применительно к транспортным средствам для целей определения объема и содержания права собственности, а также режима торговли транспортными средствами используется особый коллизионный принцип — lex flagi, закон места приписки судна. Фактически получается, что средство водного или воздушного транспорта представляет собой «плавающую» или «летающую» часть территории того государства, где оно зарегистрировано24 — т.е., в определенном смысле lex flagi и lex rei sitae не так далеки друг от друга, как кажется с первого взгляда.

Говоря о праве, применимом к транспортным средствам, обратимся вновь к текстам Гражданских кодексов России и Молдовы. Статьи 1603 ГК РМ и 1207 ГК РФ демонстрируют различный подход к одной и той же проблеме. В статье российского ГК речь идет о таких категориях транспорта, как воздушные и морские суда, суда внутреннего плавания, космические объекты, подлежащие государственной регистрации — а в заключении названо применимое право, право страны регистрации. В статье молдавского ГК упоминаются суда и летательные аппараты, а также железнодорожный и автомобильный транспорт, принадлежащий соответствующему транспортному предприятию; согласно этой части возможны два варианта применимого права — право страны регистрации судна или летательного аппарата и право, применимое к правовому статусу транспортного предприятия. Согласно ч.(2) статьи 1603 ГК РМ, то же самое право применяется к техническому снаряжению транспортного средства, даже если оно находится за бортом, и к требованиям, предметом которых являются расходы на техническое обслуживание транспортного средства. Следует заметить, что текст ст.1603 ГК РМ совпадает с текстами статей 55 и 56 румынского закона №105 1992 г. «Применительно к регулированию отношений международного частного права»25.

Норма, содержащаяся в статье 1604 ГК РМ на первый взгляд соотносится с нормой статьи 1209 ГК РФ — и там, и там упоминается «имущество, подлежащее государственной регистрации», — однако они различны, поскольку норма ГК РМ определяет вещный статут («право собственности и другие вещные права») имущества, а норма российского ГК относится к обязательственному статуту («форма сделки»). Гораздо больше сходства у этой статьи с п.2 ст.38 Минской конвенции 1993 г., однако в Конвенции речь идет конкретно о транспортных средствах, а в ГК РМ — в целом об имуществе, подлежащем государственной регистрации.

Применение принципа lex rei sitae к недвижимости, на первый взгляд, не вызывает затруднений, поскольку классическая формулировка этого правила подразумевает именно право собственности на недвижимость, и, кроме того, недвижимость объективно не может менять место расположения, как это происходит с движимым имуществом. Недвижимость составляет часть государственной территории; следовательно, применение по отношению к ней принципа lex rei sitae и широкое его распространение обусловлено интересами государства местонахождения. Этим объясняется практически повсеместное требование о регистрации недвижимости и прав её приобретения по месту её фактического нахождения. Как отмечает Л.П. Ануфриева, сложной может оказаться в ряде случаев лишь привязка недвижимости к соответствующему праву, когда речь идет о её пограничном в буквальном смысле местонахождении, т.е. когда вещь расположена на участке, который охватывается территорией двух или более государств26.

Также непростыми могут оказаться ситуации в связи с сервитутами. Особенно это важно для стран, по территории которых протекают водотоки, питающие земли и хозяйства ряда государств. Если «служебный» и «господствующий» участки земли находятся в разных странах (когда земельное владение находится по обе стороны границы или исток ручья находится на территории одной страны, а орошаемый участок земли — на территории другой), вопрос о lex rei sitae становится краеугольным и в то же время неоднозначно решаемым27. Некоторые авторы приходят к выводу, что, поскольку фактические действия по реализации сервитута имеют место на «служебном» участке, должен быть применен закон страны местонахождения последнего, хотя вспомогательный его характер по отношению к основному участку и не подлежит сомнению28.

По отношению к движимому имуществу современная международная практика выдвигает два положения: во–первых, вещь, правомерно приобретенная в собственность лицом, сохраняется за её собственником при изменении места нахождения вещи (тем самым признается право собственности на вещь, приобретенную за границей); во–вторых, объем права собственника определяется законом места нахождения вещи. Тем не менее, применение принципа закона местонахождения вещи сопряжено с трудностями прежде всего в двух ситуациях:

1) изменение местонахождения вещи может повлечь за собой изменение статута;

2) иностранные институты вещного права, не известные праву данной страны, не всегда могут применяться или учитываться без адаптации29.

Из самого факта, что вещи могут перемещаться, вытекает трудность ответа на вопрос, каков статут вещи при перемещении её в другое, третье государство и т.д. При этом могут возникнуть обстоятельства, уточнить которые с помощью прежнего закона не представляется возможным. Такого рода ситуации в МЧП именуются подвижными коллизиями (а также мобильными коллизиями или мобильными конфликтами)30. В данном случае действует главное правило: вещные права подчиняются новому закону местонахождения вещи, который, однако, не может игнорировать некоторые юридические факты, возникшие на основании прежнего lex rei sitae. Право собственности не колеблется до тех пор, пока не изменится её статут — тем самым, как видно, защищается право добросовестного приобретателя31. Т.о., право собственности на движимые вещи определяется по закону того государства, в котором вещь находилась в момент возникновения основания перехода права собственности.

Общее правило, установленное в ч.(1) ст. 1602 ГК РМ и ч.(1) ст.1206 ГК РФ, совпадает: возникновение и прекращение права собственности и иных вещных прав на имущество определяются по праву страны, где это имущество находилось в момент, когда имело место действие или иное обстоятельство, послужившие основанием для возникновения либо прекращения права собственности и иных вещных прав, если иное не предусмотрено законом. В то же время ч.(2) ст.1602 ГК РМ предусматривает правило, подчиняющее приобретение и прекращение права собственности и других вещных прав на имущество, являющееся предметом сделки, «закону, подлежащему применению к данной сделке», «установленному соглашением сторон». Такого правила в российском ГК нет, хотя его отголоски встречаются в п.(1) статьи 1213: согласно этому пункту, только в случае отсутствия соглашения сторон о праве, подлежащем применению к договору в отношении недвижимого имущества, применимое право надлежит определять в соответствии с нормой, установленной в ГК (право страны, с которой договор наиболее тесно связан). Если попытаться проследить, откуда эта норма появилась, то мы обнаружим идентичное правило в ч.(4) ст.38 Минской конвенции 1993 г., однако между нормой Конвенции и нормой ГК РМ всё–таки есть существенное различие: в Конвенции формулировка «соглашение Сторон» подразумевает соглашение Договаривающихся Сторон, государств — т.к. слово «Стороны» написано с большой буквы, — а в тексте статьи ГК РМ имеются в виду стороны сделки, гражданско–правового договора! На данном примере очевидно, как сильно на смысл нормы влияет не просто изменение одного слова, но написание строчной буквы вместо заглавной.

Статья 1605 ГК РМ и п.(2) статьи 1206 ГК РФ регулируют один и тот же вопрос — возникновение и прекращение права собственности и иных вещных прав в отношении движимого имущества, находящегося в пути, — однако между ними есть различия. Статья 1206 ГК РФ предусматривает в качестве исключения из общего правила «иное», предусмотренное законом, а статья 1605 ГК РМ отсылает к соглашению сторон, а также упоминает о том, что личное имущество пассажира регулируется его национальным законом. Касательно последнего положения хотелось бы отметить, что оно не сочетается с основной частью статьи, в которой установлено, что речь идет о «возникновении и прекращении права собственности и других вещных прав по сделке». Какое отношение к сделке имеет личное имущество пассажира? По всей видимости, эта статья была скомпонована из двух частей: общее правило попало в неё из российского ГК, а два «исключения» (а) и (b) — из румынского закона, который содержит сходные положения в статье 53 (замечу, что она начинается с формулировки «перевозимые вещи подпадают под действие закона того государства, откуда они отправлены…» — то есть, в данном случае о сделке речь не идет).

Существуют и другие проблемы относительно права собственности в МЧП, и многие из них специфичны для конкретных правовых систем — к примеру, проблема завершения или не завершения перехода права собственности, характерная для ФРГ и некоторых иных стран, сходным образом увязывающих полноту перехода с моментом возникновения права. В ряде случаев привязка правоотношения к местонахождению вещи нерациональна, поскольку вещь не имеет постоянного местонахождения — и тогда используются иные привязки (lex loci expeditionis, lex loci destinationis, lex venditoris). Так, в некоторых случаях местом нахождения вещи может считаться страна отправки товара — lex loci expeditionis, как это предусмотрено в Гаагской конвенции о праве, применимом к переходу права собственности в международной купле–продаже товаров от 15 апреля 1958 г. (до сих пор не вступила в силу). Следует отметить, что критика целесообразности применения lex rei sitae к движимому имуществу продолжается32, и если ранее закону местонахождения противостоял в части движимого имущества личный закон собственника, то в сегодняшних условиях спектр предлагаемых привязок значительно шире — альтернативой закону местонахождения выступают коллизионные нормы, свойственные обязательствам (lex voluntatis, lex loci actus, lex domicilii или lex patriae цедента, а также собственное право договора).

Что касается правового регулирования данного вопроса в законодательстве РМ, то проведенный сравнительно–правовой анализ показал: при работе над проектом гражданского кодекса были использованы тексты ГК Российской Федерации, румынского закона №105 1992 г. и Минской конвенции 1993 г. Подтверждением этого служит, помимо всего прочего, тот факт, что в статьях молдавского ГК наблюдается неустойчивость терминологии: тогда как в российском ГК употребляется термин «возникновение права собственности», в молдавском кодексе встречаются сразу три равнозначных термина — возникновение, приобретение и установление права собственности. В тексте на государственном языке, что примечательно, термины тоже разные. Таким образом, в статьях молдавского ГК присутствуют логические противоречия и неточности, и некоторые из них могут на практике оказаться весьма серьёзной проблемой. Работа по «стыкованию» норм, позаимствованных из разных актов, явно не закончена, и кодекс нуждается в существенном редактировании.